Судьбы крестьянства в эпоху коллективизции

Игнорировались и ленинские принципы,партийные решения о недопустимости и пагубности торопливости и насилия при кооперировании деревни.'Теоритическим' обоснованием форсирования коллективизации явилась статья Сталина 'Год великого перелома',опубликованная 7 ноября 1929 года.В ней утверждалось,что в колхозы якобы пошли основные,середняцкие массы крестянства,что в социалистическом преобразовании сельского хозяйства уже одержана 'решающая победа' (на самом деле в колхозах тогда состояло 6-7 % крестьянских хозяйств,при том свыше третьей части деревни составляла беднота). Следующий шаг на пути усиления гонки за 'темпом коллективизации' был сделан на ноябрьском Пленуме ЦК ВКП(б) того же 1929 года.Задача 'сплошной коллективизации' ставилась уже 'перед отдельными областями'.Сообщение членов ЦК,сигналы с мест о спешке и принуждении при организации колхозов не были учтены.Между тем они требовали серьезного внимания.

Обстановку в деревне и весь ход событий резко обострило принятое летом 1929 года решение о запрещении принимать в колхозы кулацкие семьи.Это сразу отделило и противопоставило их всему крестьянству,вызвало крайнее озлобление, до предела ожесточило сопротивление кулачества.Усилился кулацкий террор против организаторов и активистов колхозного строительства,поджоги колхозного имущества,участились антисоветские мятежи.Сопротивление кулаков было и раньше, но обострение классовой борьбы вызывалось и грубейшими отступлениями от ленинской политики по отношению к крестьянству,перегибали и с извращениями в коллективизации по-сталински.Раскулачивание захватило,как позднее признавало сталинское руководство,и значительную часть середняков,а массовым репрессиям подвергались подчас и единоличники,и даже колхозники. О переходе к политике ликвидации кулачества как класса Сталин объявил 27 декабря 1929 года в речи на научной конференции аграрников-марксистов.

Выработка конкректных мер и способов осуществления этой политики 15 января 1930 года была поручена специальной комиссии Политбюро под председательством В.М.Молотова.30 января Политбюро утердило подготовленный ею текст постановления ЦК ВКП(б) 'О мероприятии по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации'.Постановлением предписывалось провести конфискацию у кулаков средств производства,скота,хозяйственных и жилых построек,предприятий по переработке сельхозпродукции и семенных запасов.

Хозяйственное имущество и постройки передавались в неделимые фонды колхозов в качестве взноса бедняков и батраков,часть средств шла в погашение долгов кулацких хозяйств государству и кооперации.

Раскулачиваемые делились на три категории.К первой относился 'контрреволюционный актив' - участники антисоветских и антиколхозных выступлений(они сами подлежали аресту,а их семьи - выселению в отдаленные районы страны).Ко второй - 'крупные кулаки и бывшие полупомещики,активно выступавшие против коллективизации'(их выселяли вместе с семьями в отдаленные районы).И наконец,к третьей - 'остальная часть' кулаков(она подлежала расселению специальными поселками в пределах районов прежнего своего проживания).Искуственное деление на группы,неопределенность их характеристик создавали почву для произвола на местах. На основе предложений комиссии Политбюро 5 января 1930 года было принято постановление ЦК ВКП(б) 'О темпе коллективизации и мерах помощи государства колхозному строительству'.Как и предполагалось комиссией зерновые районы были разграничены на две зоны по срокам завершения коллективизации.Но Сталин внес свои поправки,и сроки были резко сокращены.Северный Кавказ,Нижняя и Средняя Волга должны были в основном завершить коллективизацию 'осенью 1930 года или во всяком случае весной 1931 года',а остальные зерновые районы - 'осенью 1931 года или во всяком случае весной 1932 года'.Столь сжатые сроки и признание 'социалистического соревнования' по организации колхозов находились в полном противоречии с указанием о недопустимости 'какого бы то ни было 'декретирования' сверху колхозного движения'.Хотя постановление характеризовало артель как 'наиболее распространенную' форму колхозов,но как всего лишь 'переходную к комунне'.Были исключены положения о степени обобществления скота и инвентаря,о порядке образования неделимых фондов и т.д.Не было дано рекомендаций по этим вопросам и в Примерном уставе сельскохозяйственной артели,опубликованном к тому же с большим опозданием - 6 февраля 1930 года. Под сильнейшим нажимом сверху не только в передовых зерновых районах, но и в черноземном центре,и в Московской области,и даже в республиках Востока выносились решения завершить коллективизацию 'в течение весенней посевной кампании 1930 года'.Разъяснительная и организационная работа в массах подменялась грубым нажимом,угрозами,демагогическими обещаниями.Раскулачивать стали не только кулаков,но и середняков - тех,кто еще не хотел вступать в колхозы.Число 'раскулаченных' во многих районах достигало 10-15% крестьянских хозяйств,число 'лишенцев'(лишенных избирательских прав) - 15-20%.Грубейшие извращения допускались при обоществлении средств производства.Товарищества по обработке земли(ТОЗы) в административном порядке переводились на уставы артелей и коммун.В артелях добивались максимального обобществления - включая не только единственную корову,но и мелкий скот и птицу.

Уровень коллективизации стремительно повышался: к началу января 1930 года в колхозах числилось свыше 20% крестьянских хозяйств,к началу марта - свыше 50%.Конечно,среди них было немало 'дутых',значившихся лишь на бумаге.

Нереальность директив,угрозы за их неисполнение,парадная шумиха толкали многих местных работников на путь очковтирательства.Однако главным последствием насилия при создании колхозов стало массовое недовольство и открытые протесты крестьян,вплоть до антисоветских вооруженных выступлений.С начала января до середины марта 1930 года их было зарегестрировано более двух тысяч.Росли случаи расправ над коммунистами и колхозными активистами.Истребление скота приобрело массовый характер. В деревне этого времени были и сторонники коллективизации,ее подлинные энтузиасты,борцы за колхозы.Они были представлены беднотой и частью середнячества.Без их активной поддержки ни коллективизация,ни ликвидация кулачества были бы просто невозможны.Но и самый убежденный сторонник коллективного земледелия не мог понять и принять того разгула бюрократического насилия,который ворвался в деревню зимой 1929-1930 годов. О том,что происходило в деревне на первом этапе сплошной коллективизации, знали все,включая,разумеется,Сталина и его непосредственное окружение.Не говоря уже об обычных каналах партийной и государственной информации,за осень и зиму на имя Сталина и Калинина поступило из деревни 90 тысяч писем с жалобами,протестами,описаниями творившихся безобразий.И тем не менее нажим на местные организации продолжал нарастать.3 февраля 1930 года,когда насилие над крестьянами достигло предела,в передовой статье 'Правды',написанной по прямому указанию Сталина,заявлялось:'Последняя наметка коллективизации - 75% бедняцко-середняцких хозяйств в течение 1930-1931 годов - не является максимальной'.В 'Ответе товарищам свердловцам',опубликованном 10 февраля 1930 года,Сталин требовал 'усилить работу по коллективизации в районах без сплошной коллективизации в качестве средства борьбы против самоликвидации кулацких хозяйств и растранжиривания их имущества'. Однако уже во второй половине февраля 1930 года ЦК партии дал директивы о ликвидации спешки при организации колхозов,прекращении раскулачивания там, где сплошная коллективизация еще не началась,о необходимости учета местных условий в национальных республиках.2 марта 'Правда' опубликовала переработанный Примерный устав сельскохозяйственной артели,учитывающий возможности и настроение крестьян. В марте-апреле 1930 года ЦК ВКП(б) принял ряд важнейших документов, направленных на преодоление извращений в коллективизации и нормализацию обстановки в деревне.'Прилив' в колхозы сменился 'отливом' из них крестьян.

Исчезли 'бумажные' и насильственно созданные колхозы.В августе 1930 года,когда 'отлив' прекратился,колхозы объединяли 21,4% крестьянских хозяйств.Часть крестьянства связала свою судьбу с колхозами. На первых порах были внесены коррективы.Стали более активно применяться экономические рычаги.Но продолжались и перегибы.На решение задач коллективизации по-прежнему сосредотачивались основные силы партийных, государственных и общественных организаций.Возросли масштабы технической реконструкции в сельском хозяйстве - главным образом через создание государственных машинно-тракторных станций(МТС).Уровень механизации сельскохозяйственных работ заметно поднялся.Был упорядочен процесс обобществления крестьянских средств производства.Лишь 26 марта 1932 года вышло постановление ЦК,которое обязывало местные организации не только прекратить принудительное обобществление скота,но и помочь колхозникам в обзаведении пользовательским скотом.

Государство в 1930 году оказывало колхозам большую помощь,им предоставлялись существенные налоговые льготы.Зато для единоличников были увеличены ставки единого сельскохозяйственного налога,введены взимаемые только с них единовременные налоги.Рос также объем государственных заготовок,которые приобретали обязательный характер.Уже с осени 1930 года началась новая волна нажима на крестьян-единоличников,опять связавшая в один узел хлебозаготовки и коллективизацию.Весной 1931 года была проведена новая и более широкая кампания раскулачивания. 1932 год был объявлен 'годом завершения сплошной коллективизации'.При этом несколько понижался критерий завершения коллективизации 'в основном': объединение в колхозах 68-70% хозяйств.Осенью в колхозах значилось 62,4% крестьянских хозяйств.Крупное коллективное хозяйство,таким образом,становится одной из основ нашей экономики и всего общественного строя. Самая трагическая страница в истории коллективизации - голод,постигший колхозную деревню в 1932-1933 годах.Долгое время о нем даже упоминать запрещалось.Зато вовсю пропагандировался выдвинутый Сталиным именно тогда лозунг 'сделать всех колхозников зажиточными'. В целом урожаи 1931 и 1932 годов были лишь немного ниже средних многолетних и сами по себе не грозили голодом.Беда пришла потому,что хлеб принудительно и,по сути,'под метелку' изымался и в колхозах,и в единоличных хозяйствах ради выполнения нереальных,произвольно установленных сталинским руководством в 1930 году вопреки пятилетнему плану заданий индустриального развития. Для закупки промышленного оборудования требовалась валюта.Получить ее можно было лишь в обмен на хлеб.Между тем в мировой экономике разразился кризис,цены на зерно резко упали.Однако сталинское руководство и не подумало пересматривать установку на непосильный для страны индустриальный 'скачок'. Вывоз хлеба за границу все возрастал.В 1930 году было собрано 835 миллионов центнеров хлеба,что позволило экспортировать 48,4 миллиона центнеров.В 1931 году сбор составил намного меньше - 695 миллионов центнеров хлеба,а на внешний рынок было вывезено больше зерна - 51,8 миллиона центнеров.У многих колхозов был изъят весь хлеб,включая семенной фонд.В Сибири,Поволжье,Казахстане,на Северном Кавказе и Украине возникли серьезные продовольственные трудности, местами начинался голод.И колхозники и единоличники, иногда целыми селами, снимались с места,уходили в города,на стройки.Ряд колхозов распался.В тот год все же были приняты меры по нормализации обстановки в деревне(продовольственная и семенная ссуды и т.п.),предотвратившие массовый голод. В 1932 году валовой урожай зерновых составил 699 миллионов центнеров,а экспорт хлеба - 18 миллионов.Часть урожая осталась на корню.Впрочем, цифры не передают всего драматизма борьбы за хлеб и вокруг него осенью и зимой 1932 года.Сказались,конечно,и объективные трудности: погода не везде благоприятствовала уборке.Однако главное состояло в другом.После горького опыта 1931 года,когда в результате изъятия хлеба многие хозяйства остались с пустыми закромами,колхозники вынуждены были искать любые зароботки на стороне, больше трудиться в личном подсобном хозяйстве,уклоняясь от колхозных работ.Они видели,что выращенный ими хлеб шел по 'конвейеру' - с поля на молотилку,затем на заготовительный пункт,минуя колхозные амбары.

Хлебозаготовки из урожая 1931 года обрекли на голодание крестьян.К лету 1932 года деревня зерновой полосы России и Украины после полуголодной зимы вышла физически ослабленной.На еще не вызревших полях появились 'парикмахеры' - чаще всего отчаявшиеся при виде голодных детей женщины.Они ножницами срезали колосья на кашу для семьи(на колхозных полях это делалось обычно тайком,воровски,по ночам).Когда началась уборка - а первые обмолоты вновь полностью вывозились на заготовительные пункты, - появились 'несуны'. Зерно несли с токов в карманах,за пазухой... И вот 7 августа 1932 года принимается Закон об охране социалистической собственности,написанный собственноручно Сталиным.Он вводил 'в качестве меры судебной репрессии за хищение колхозного и кооперативного имущества высшую меру социальной защиты - расстрел с конфискацией всего имущества и с заменой при смягчающих обстоятельствах лишением свободы на срок не ниже 10 лет с конфискацией всего имущества'.Амнистия по делам этого рода запрещена.

Действительный смысл того закона - закона,вводившего беззаконие, - был современникам вполне ясен.'Закон о пяти колосках' - так называли его в деревне.Его осуждали и в партийной среде. К началу 1933 года,за неполные пять месяцев,в РСФСР по этому закону было осуждено 54 645 человек.Из них 2110 - к высшей мере наказания.Приговоры приведены в исполнение примерно в 1000 случаев.Судьи заявляли,что у них 'рука не поднимается'. Зимой 1932-1933 годов в селах зерновых районов страны - на Украине, Северном Кавказе,Нижней и Средней Волге,Южном Урале и в Казахстане - разразился массовый голод.Имелись случаи вымирания целых селений.

Насильственное изъятие хлеба и в колхозах,и в единоличных хозяйствах обрекло на вымирание от голода многие тысячи людей.Особенно велика была смертность в поселках спецпереселенцев Карагандинского района.Вывезенные сюда для освоения угольного бассейна раскулаченные семьи не имели ни хозяйственного инвентаря,ни каких-либо запасов продовольствия,ни сколько-нибудь сносного жилья.

Начало второй пятилетки было крайне тяжелым для сельского хозяйства.

Валовой сбор зерновых культур в 1933 и 1934 годах в среднем составлял 680 миллионов центнеров - самые низкие урожаи после 1921 года.Однако государственные заготовки зерновых были крайне высокими - 233 миллиона центнеров в 1933 году и 268 миллионов центнеров в 1934 году.Из-за насилия при организации колхозов,установки на максимальное обобществление скота и пережитого деревней голода было подорвано животноводство.Поголовье крупного рогатого скота сократилось с 60,1 миллионов голов в 1928 году до 33,5 миллионов - в 1933 году,поголовье свиней - с 22 миллионов до 9,9 миллионов, овец - с 97,3 млн. до 32,9 млн.(в 1934 году),лошадей - с 32,1 млн. до 14,9 млн.(в 1935 году).Деревня влачила полуголодное существование.

Преодолевание кризисной ситуации требовало огромных усилий и времени.

Серьезнейшие трудности возникали из-за того,что крупное социалистическое производство в сельском хозяйстве моделировалось по типу крупнопромышленного, а использование в рамках колхозов малых экономических форм,прежде всего личных подсобных хозяйств колхозников,предельно сужалось.Потому неправильно решались и вопросы об уровне обобществления производства,формах и способах рациональной организации,учета и оплаты труда. В этих условиях положительную роль сыграл принятый в феврале 1935 года новый Устав сельскохозяйственной артели.Он обобщил и оформил новые отношения в колхозной деревне,определил главные принципы организации производства и распределения в колхозах,гарантировал существование личного подсобного хозяйства колхозников.

Восстановление сельскохозяйственного производства началось в 1935-1937 годах.Стали увеличиваться урожаи,возобновился рост поголовья скота,улучшилась оплата труда.Сказывались и результаты технического перевооружения сельского хозяйства.В 1937 году система МТС обслуживала 9/10 колхозов.Однако этот процесс шел очень медленно,прирост производства за три названных года не покрыл потерь первых двух лет.Среднегодовые сборы зерна за вторую пятилетку оказывались ниже,чем за первую - 729 миллионов против 735,6 миллионов. Что касается коллективизации единоличных крестьянских хозяйств,которых к началу второй пятилетки насчитывалось около 9 миллионов,то события 1932-1933 годов ее фактически приостановили.В партийной среде распространялись мнения о необходимости серьезного пересмотра политики в деревне,особенно в области колхозного строительства.Высказывались,в частности,рекомендации о расширении личных подсобных хозяйств колхозников(увеличение приусадебных участков, разрешение иметь двух коров и т.п.),о стимулировании единоличных крестьянских хозяйств,тем более, что среди них уже не было кулацких. Но 2 июля 1934 года в ЦК ВКП(б) состоялось совещание по вопросам коллективизации,на котором выступил с речью Сталин.Он объявил о начале нового, завершающего этапа коллективизации.Предлагалось перейти в 'наступление' на единоличника путем усиления налогового пресса,ограничения землепользования и т.п. В августе - сентябре 1934 года были повышены ставки сельхозналога с единоличников и,кроме того,введен для них единовременный налог,на 50% увеличены нормы обязательных поставок продукции государству по сравнению с колхозниками.И на последнем этапе коллективизации меры прямого давления на крестьян носили всеобщий характер.Коллективизация завершалась повсеместно,но наиболее интенсивно она проходила в районах нечерноземной полосы РСФСР,в Закавказье,в национальных автономиях Северного Кавказа и в Сибири.В 1937 году в стране насчитывалось 243,7 тысячи колхозов,объединявших 93% крестьянских хозяйств.Таким образом,к этому времени полностью сложился колхозный строй. ТЕНДРЯКОВ 'ПАРА ГНЕДЫХ', 'ХЛЕБ ДЛЯ СОБАКИ'. Тендряков в своих произведениях воссоздает историю нашего общества в цепи переломных точек времени: действие его 'авторской прозы' происходят в 1929,1933,1937,1942,1948,1960 годах. 'Великий перелом' и великий голод,террор и первый год войны,борьба с 'космополитами' и взаимоотношение власти творческой интеллигенцией в 'хрущевские времена'. Можно ли назвать Тендрякова летописцем? Нет,это определение будет неполным и неточным.Во-первых,он страстен,во-вторых,он включает себя в анализ,свое собственное сознание,поведение,свою оценку.Он не отделяет свидетельство о времени от собственного в нем,времени,участия.Именно поэтому его вещи ломают все жанровые перегородки: горькая исповедь соединяется с художественным рассказом, эссе сплавляется с документом,иронический мемуар - с жесткой публицистикой.

Тендряков пишет свою прозу,как бы соединяя две точки зрения:оттуда,из того времени (времени действия,происходящих событий),и - отсюда,уже из нашего времени, времени раздумья, размышления, написания. Там - мальчик, юноша, молоденький сержант, студент Литинститута; там - пылкий, влюбленный взгляд на отца, на прекрасных сказочных лошадей, которых даром отдает деревенский 'богатей', красавец Антон Коробов бедняку Мирошке Богаткину, у которого одно богатство - оцинкованное корыто; там - хлеб для собаки, романтический юноша на передовой, молодое, полное энергии дарование; здесь - усталый, тяжелый взгляд, 'проклятые' вопросы, ощущение зыбкой, засасывающей почвы, в которой исчезли и кони-лебеди, и дурочка Параша, и храбрый лейтенант Ярик, юноша храбрый со взором горящим, исчез и Эмка Мандель, арестованный в сорок девятом, и оптимистические надежды первой оттепели - все, все поглотило это историческое варево, и почва эта - обескровленная, пропитанная кровью.Все вместе.Взгляд - тяжелый, знающий, безнадежный, ибо ноша уж слишком нелегка.И звук телеги, собирающей урожай своих потерь - вот истинный хронометр этой прозы. При этом надо отметить следующее:Тендряков останавливает мгновение в напряженной точке, но как бы на периферии центральных событий.Он не пишет о самом раскулачивании - он пишет о еще сравнительно мирной минуте, о минуте предгрозовой.

Героям 'Пары гнедых' еще все предстоит вынести - и выселение из своей деревни и эшелоны со спецпереселенцами,и смертный путь на Север или в Сибирь.Они еще балагурят, шутят, еще намерены обмануть судьбу, как хочет обмануть ее Антон Коробов, добровольно сдавший свое нажитое честным трудом имущество.'Ленин тоже навстречу нашему брату шел, - спорит Коробов с отцом Володи, -нэп утвердил'. На что отец отвечает:'Ох и скользкий ты враг, Антон! Ты глиста,которая изнутри точит'. Над деревней словно ураган пронесся: бедняки победно переезжают в дома 'богачей', 'богачи', в свою очередь, должны перейти в бедняцкие избы.Мечутся по деревне в закате коровы и овцы, не знают, куда идти, звенят 'остервенелые бабьи голоса'.Идет передел, нарушены связи, крестьяне натравливаются друг на друга.И только Коробов предвидит грядущее: 'По твоим костям пройдут и хруста не услышат ',-апокалипсически заявляет он несказанно обрадованному свалившимся на него богатством Мирону.

Тендрякова интересует не столкновение сил принуждения с крестьянами,не взаимоотношения власти и народа - он пишет о том, что творится внутри крестьянства в 'сумасшедший час' перераспределения благ.Лентяй все равно останется бедным - он быстро пустит по ветру и то новое хозяйство, которое досталось ему не от трудов праведных, - так Ваня Акуля,не успев расположиться как следует в крепком коробовском доме, уже продал железо с крыши,да и загулял.А Мирошка Ботаткин, напротив, купить стремится, умножить свое добро (красавцы кони гонору подбавляют). Переворошилась деревня.

Непонятное,новобиблейское время! Новые пророки,новые порядки,новые апостолы.Вот и дед Санко Овин, с 'апостольской лысиной', пророчествует, да и кони Антоновы,искущающие душу, не провозвестники ли они тех, апокалипсических коней, несущих мор и глад и горечь в источниках?Все пошло наоборот,повернулось изнанкой своей:мыслителей,философов из страны изгнали; крестьянина, крепкого, работящего уничтожилисначала землю отобрали, а потом и хлеб.'И лошадей скоро выгонит в леса - живите себе, дичайте.И сам мужик будет наг и дик, на Адама безгрешного похож.Птицы божии не сеют, не жнут - сыты бывают... Сыты и веселы... '.И следующий по журнальной публикации рассказ- 'Хлеб для собаки'- повествует о трагической судьбе этих мужиков, новых Адамов:'Кто-то задумчиво грыз кору на березовом стволе и взирал в пространство тлеющими, нечеловечьи широкими глазами... Кто-то расплылся по земле студнем,не шевелился, а только клекотал и булькал нутром, словно кипящий титан.А кто-то умело запихивал в рот пристанционный мусорок с земли... Больше всего походили на людей те, кто уже успел помереть'.Каким же словом можно назвать, обозначить тот строй, что восторжествовал в стране? Феодальный социализмтак определяют его иные историки и социологи; феодальныйне слишком ли облегченным это будет? Однако черты средневековья присутствуют в мире, изображенном Тендряковым. ПЛАТОНОВ 'КОТЛОВАН'. Главным событием повести Платонова 'Котлован' оказывается реализация социального мифастроительство 'чего-то всемирного и замечательного'. Стоящие под повестью даты, декабрь 1929 г.-апрель 1930 г., весьма недвусмысленно указывают на те исторические события, которые обрамляют действие повести.

Декабрь 1929 г.- начало 'развернутого наступления на кулака', выступление Сталина на конференции аграрников-марксистов,которое похоронило всякое инакомыслие в области сельскохозяйственной и экономической науки.

Апрель 1930 г. - появление в 'Правде' лицемерной статьи Сталина 'Ответ товарищам колхозникам'. В 'Котловане' можно увидеть целый 'диалог' со Сталиным, диалог,в котором пародируются идеи сталинских статей и выступлений в 1929-1930 годы.

Сталин:'Новое и рещающее в нынешнем колхозном движении состоит в том, что в колхозы идут крестьяне не отдельными группами, как это имело место раньше, а целыми селами,волостями, районами, даже округами.А что это значит? Это значит, что в колхозы пошел середняк...' Платонов: 'Все смолкли, втерпении продолжая ночь, лишь активист немолчно писал, и достижения все более расстилались перед его сознательным умом, так что он уже полагал про себя:'Ущерб приносишь Союзу, пассивный дьявол, мог бы весь район отправить на коллективизацию, а ты в одном колхозе горюешь; пора уже целыми эшелонами население в социализм отправлять, а ты все узкими масштабами стараешься. Эх горе!' Сталин:'Ясно, что пока не было массового колхозного движения, столбовой дорогой являлись низшие формы и кооперации...а когда выступила на сцену высшая форма кооперации, ее колхозная форма, последняя стала 'столбовой дорогой развития'. Платонов:'Зайдя однажды в кооператив,он подозвал к себе,не трогаясь с места, заведующего и сказал ему:'Ну хорошо, ну прекрасно, но у вас кооператив, как говорится, рочдэлльского вида, а не советского! Значит, вы не столб со столбовой дороги в социализм?!' Сталин:'Не бывало еще в истории таких случаев, чтобы умирающие классы добровольно уходили со сцены'. А в 'Котловане' буржуйка умирает, сознавая свою классовую чуждость( 'Моя мама, - говорит ребенок, - себя тоже сволочью называла, что жила, а теперь умерла и хорошая стала...'); мужик - подкулачник ложится в гроб и усилием воли пытается остановить 'внутреннее биение жизни'; поп заявляет, что ему жить бесполезно', ибо он не чувствует 'больше прелести творения'; инженер Прушевский составляет проект собственной смерти, и даже воробей под суровым взглядом пролетария Чиклина собирается 'вскоре умереть в темноте осени...' Диалог со Сталиным - лишь один из уровней 'Котлована', которым глубина повести отнюдь не исчерпывается, ибо в 'Котловане' дан обобщенный образ общественного развития в 1929-1930 годы.С одной стороны, не начав строить 'общепролетарское здание', а лишь выкопав под него котлован, строители перешли в деревню, в колхоз имени Генеральной линии, для проведения раскулачивания.С другой стороны, Сталин и его группа, не решив к 1928 году проблем развития промышленности и товарообмена между городом и деревней, а наоборот, всячески осложнив эти проблемы, целиком переключилась на 'быструю индустриализацию' и ускоренную коллективизацию, закономерным итогом которых была вполне 'чевенгурская' по духу декларация, сделанная на XVI cъезде ВКП(б): страна уже вступила в период социализма(июнь - июль 1930 года). Любопытно, что само название колхоза - 'имени Генеральной линии' - представляет собой парадокс, ибо генеральная линия заключалась в мощном темпе индустриализации, возможном благодаря военно-феодальной эксплуатации деревни. 'Колхоз имени линии уничтожения крестьянства' - так всю эту ситуацию смоделировал в 'Котловане' Платонов.При этом он с философской глубиной показал в повести дегуманизацию и подмену целей:писатель давал понять читателям, что к концу третьего десятилетия победили представления о человеке как 'веществе',которое должно исчезнуть,пойдя на изготовление 'будущего неподвижного счастья'. Писатель остро ощутил,что человек перестал быть абсолютной целью, что его ценность стала относительной, и существование поэтому обратилось во временную 'предсмертную жизнь'.Целью же оказалось государство - вечное и надчеловеческое, обязательно требующее человеческих жертв. В котлован люди затеяли 'посадить...вечный, каменный корень неразрушимого зодчества' - 'общепролетарское здание', по существу, новое мироздание, которому возвращен его буквальный смысл.И котлован - это котлован под новое мироздание, образом которого становится башня в середине мира, 'куда войдут на вечное, счастливое поселение трудящиеся всей земли'.В этой башне нетрудно увидеть вариант Мирового древа - образ мифопоэтического сознания, который воплощает универсальную концепцию мира.Попытка практического воплощения этого проекта, задача изготовить 'брус во всю Русь', который 'встанет - до неба достанет', оформленная в технократическом стиле эпохи, - это еще один вариант буквальной реализации социальной утопии. В 'Котловане' строится вечное,неподвижное,неразрушимое Здание Мира,которое является целью,носит не утилитарный,а откровенно культовый характер;в жертву же этой цели приносится конечный,обремененный 'той излишней теплотою жизни, которая названа однажды душой',подверженный разрушению человек.Платонов выявляет безнравственность всей затеи,с гротескным преувеличением показывая, как человеку просто нет резона противостоять своей телесной слабости и недолговечности,тем более,что абсолютная ценность жизни,ее смысл и цель от него скрыты.Но только скрыты не 'онтологически',самим мироустройством,а по чьему-то злому умыслу.То самое 'вещество существования',которое разъединено со своей 'идеей',оказывается в 'Котловане' 'веществом народа',которое 'главный человек' лишил знания 'идеи',присвоив себе всеобщее 'убежденное чувство' смысла жизни.

Показанное Платоновым стремление мира к самоуничтожению,изображение человека,которого 'смертельное манит',принадлежит не мировой мистерии,а социальному трагифарсу.Чуждые классы стремятся умереть по одной причине, пролетарии готовы на смерть по другой.Уцелеть хотят лишь землекопы,лишенные 'пролетарского таланта труда'.С усердием роя землю,они мечтают превратить котлован из цели в средство:'один желал нарастить стаж и уйти учиться,второй ожидал момента для переквалификации,третий же предпочитал пройти в партию и скрыться в руководящем аппарате...'. События,изображенные в 'Котловане', являются точным воспроизведением порядков 'военного коммунизма' и его идеологем, попыткой бедноты 'загнуть линию'.Не случайно в деревне,которыми заправляют пришедшая со строительства артель и активист,совершаются во имя интересов 'организованной членской бедноты'(хотя и не ею).Не случайно все происходящее тут же ударяет по 'средним мужикам'.Не случайно главный страх активиста - за то, что 'зажиточность скопится на единоличных дворах,и он упустит ее из виду'. В 'Котловане' Сафронов, 'наиболее активнный среди мастеровых',заявляет: '...Мы должны бросить каждого в рассол социализма, чтоб с него слезла шкура капитализма...' Не случайно,наконец, события в 'Котловане' совершаются в немыслимом, лихорадочном темпе... Но вместе с тем в образной системе 'Котлована' появляются существенные новые мотивы.Главный из них - интерпритация того,что совершается в деревне, как возврат язычества,как его победа над христианством. В 'Котловане' христианство вытесняется язычеством.В подоплеке этого, вероятно,лежит этимологическая близость в русском языке слов 'крестьянин' и 'христианин'(фамилия старого пахаря - Крестинин).И именно это обстоятельство позволяет понять смысл 'ликвидации посредством сплава на плоту кулака', повторяющей языческий обряд похорон,в котором 'покойником' является крестьянство, а плот - погребальной ладьей (Платонов специально соединяет в одной фразе 'номинальные листки' и 'классово-расслоечную ведомость').В повести дан и другой выразительный символ победы язычества - заброшенная церковь, тропинки к которой заросли лебедой и лопухами, где поп,остриженный 'под фокстрот',продает свечки,а средства отдает 'активисту для трактора'.Вообще признаков именно языческих представлений в 'Котловане' немало.Такова,прежде всего, концепция человеческой жертвы, необходимой для строительства 'общепролетарского здания'.В 'Котловане' эта концепция развернута многообразно: от отношения к человеку как строительному 'веществу',которое должно исчезнуть,превратившись в иные формы, до смерти девочки,закладываемой в фундамент нового мироздания ('гробовое ложе Чиклин выдолбил в вечном камне...'). Такова же гротескная ситуация, в которой медведь занимается раскулачиванием,чутьем определяя классовых врагов; эта сцена восходит к древнему отождествлению медведя со знахарем-колдуном,к представлению о нем как о превращенном человеке.Причем то,что уже стало обрядом, то есть ряженье в костюм медведя, в 'Котловане' сбрасывает свою знаковую одежду, возрождаясь в древней непосредственной форме.

Другая любопытная параллель: 'жирный калека' Жачев,лишенный обеих ног и зубов, - и безногий мифологический персонаж, происходящий от змея.Жачев - именно 'змей',который, с одной стороны, является тем 'отрицательным героем',который терроризирует всех остальных; с другой стороны, Жачев - сраж у входа в царство мертвых. Не случайно 'Жачев... пополз за кулачеством,чтобы обеспечить ему надежное отплытие в море по течению...'. В 'Котловане',написанном в 1930 г., в соответствии с исторической правдой идолэто просто 'главный человек', знающий то,чего не знают другие.Именно об этом идоле у Чиклина с каким-то раскулачиваемым мужиком происходит знаменательный разговор.

Чиклин:'Мы можем царя назначить,когда нам полезно будет,и можем сшибить его одним вздохом... А ты - исчезни!'. Мужик:'Ликвидировали?! Глядите,нынче меня нету,а завтра вас не будет.Так и выйдет,что в социализм придет один ваш главный человек!'. В 'Котловане' проявляется одна из главных особенностей Платонова - одно и то же явление,событие он описывает сразу двумя культурными кодами,сразу в двух системах понятий:с одной стороны,архаической (мифологической),с другой стороны,современной (социально-политической и конкретно-бытовой).Эти системы накладываются друг на друга, и тогда возникает тот феномен,который проще всего,минуя аналитические определения,назвать 'прозой Платонова'. Раскулачивание изображено Платоновым как суеверие, как некий бессознательно исполняемый обряд. У Платонова возник образ трагический и безысходный,ибо 'сердце - трус, но горе мое храбро',как написал он в эпиграфе к 'Душевной ночи'.Впрочем, современники платоновский прорыв свели к нулю,как бы пересадив писателя со всеми его сомнениями и прозрениями на плот,сплавляемый в океан.Недаром Платонов был окрещен и 'кулаком', и 'врагом социализма'.И все это даже не за 'Котлоаван',в котором раскулачивание,действительно,завершается инфернальной, способной смутить разум 'пляской смерти':'Колхоз, не прекращая топчущейся, тяжкой пляски, тоже постепенно запел слабым голосом. Слов в этой песни понять было нельзя, но все же в них в них слышалось жалобное счастье и напев бредущего человека'. В 'общественное обращение' выпускаются люди,ставшие куклами,послушными автоматами,ибо лишены истины,смысла существования,ибо душа их и сознание опустошены.

Превращение человека в безжизненный автомат, полую куклу, управляемую 'коллективным бессознательным'- вот итог раздумия автора 'Котлована'. МОЖАЕВ 'МУЖИКИ И БАБЫ'. Действие романа Можаева 'Мужики и бабы' начинается в мае 1929 г.

Хроника 1929 г. не подвластна художественой воле автора,так как она жестко регламентирована реальным историческим календарем.Избрав 'год великого перелома' точкой повествования, Можаев оказался в тисках точных дат, в плену заведомо отмеренных отрезков времени.По этим отрезкам реального, исторического времени, обуслвленным этапами 'перелома', и движется художественная хроника 1929 г.

Первая часть романаэто два с лишним месяца: от кануна Вознесения(20 мая) до конца июля.Жизнь мужиков и баб села Тиханова идет как бы в двух измерениях. С одной стороны, привычные ритмы крестьянских дел и забот.С другой стороны, точит какой-то червь,подъедяющий ядро жизни, вносящий разлад, душевную смуту, вызывающий страх и ощущение приближающейся катастрофы.И на том лексиконе, который насильно вторгается в языковую стихию тихановских мест, этот червь имеет свое название: 'изменение текущего момента'. 'Странные дела произошли за этот год', - думает Зиновий Кадыков, по своей должности председатель тихановской артели.Однако эти странные дела - решение о ликвидации кулаков как класса,принятое на Пленуме ВКП(б) в ноябре 1928 года, разгромные статьи в 'Правде' против 'обогащенцев' весной 1929-го,внезапно брошенные или за бесценок проданные дома деревенских лавочников,изгнание из артели Успенского,сына священника, - все эти пугающие приметы 'текущего момента' пока разрознены и не осознаются тихановцами как ближайшая угроза. Смысл новой установки формулируется почти безобидно,по-канцелярски плоско: 'Всех,кто поднялся на ноги,надо брать на учет'.И только к концу первой части романа,а хронологически к концу июля 1929 года,ход событий приобретает характер необратимый; время попадает в плен 'установке',и на сцене появляется важнейший смысловой термин 'текущего момента' - сжатые сроки. 'Мы еще повоюем с этой либеральной терпимостью',-угрожает Возвышаев в конце июня. А в Покров,в праздник,которым начинается вторая часть 'Мужиков и баб', эта угроза материализовалась: сроки наступили. В праздник Покрова все было кончено.Кончено прежде всего с самим праздником - его заменили на три других.

Расслоение крестьянства, разъединение общинного мира, насаждение междоусобной вражды, озлобление и ограбление людей - вся эта программа раскулачивания очевидно становилась программой расчеловечивания. 14 октября, Покров день, является хронологическим, смысловым и художественным стержнем романа Можаева, центральной точкой в системе координат хроники 1929 года.

Отныне время стало повиноваться иным законам.Отныне лозунг 'сжатые сроки' был заменен лозунгом 'взятые темпы' и сразу же, в самый день праздника, обнаружил свою власть и могущество.'Из одного дня три сделали'-это было первым, но решающим рывком по взятию темпов. 'С той поры что-то переменилось в Тиханове - люди сторонились друг друга, ходили торопливо,глядя себе под ноги, будто искали нечто потерянное и не находили, встречным угрюмо кивали, наскоро приподымая шапки,и расходились, не здороваясь, словно стыдились чего-то или знали нечто важное и не хотели доверять никому'. Процесс расчеловечивания набирал темпы, углублялся и достигал значительных успехов. 'То постановление,о котором так мечтали Возвышаев и Сенечка,наконец появилось.Оно появилось в конце ноября,после пленума ЦК о контрольных цифрах'. После искомого постановления хроника тихановских событий приобретает совершенно иные, чем прежде,качества и свойства.После постановления,сменившего установку,'сжатые сроки' и 'взятые темпы' трансформируются в 'предельные рубежи',которым отныне и подчиняются течение времени и ход событий.Времени был положен предел,оно начало сжиматься,укорачиваться,выпадать из жизни.Впервые хроника переставала быть ретроспективной (описывающей уже происшедшие события) и становилась перспективной,т.е. жестко запланированной и регламентированной.

Принятое постановление о контрольных цифрах назначало предельные сроки,в течение которых 'и труд,и собственность,и время земледельца' должны были безоговорочно перейти во власть 'нового исторического этапа'. Поскольку 'трудовая масса давно проснулась от вековой спячки и топает полным ходом за горизонт всеобщего счастья',чтобы поспеть 'за всемирным пролетариатом на пир труда и процветания',следовало в кратчайшие,предельные сроки начать и завершить исторический этап перестройки деревни. Здесь повествование на какой-то момент преображается.Автор,до сих пор строго державшийся за кадром,не нарушавший целомудренной формы изложения от третьего лица и избегавший прямого комментария от своего имени,не выдерживает. Он вторгается в рассказ,чтобы выразить и свою собственную человеческую боль, свой гнев,свое неутоленное чувство скорби.Здесь хроникальное повествование приобретает характер трагической летописи. Автор будто приоткрывает невидимый клапан - и на страницы хроники врывается многоголосый хор.Звучат документы тех лет: они свидетельствуют об истинных масштабах тихановских событий и об их невымышленной достоверности. Меры в Тиханове были приняты крутые: -'нарушителей порядка выпустить на волю и крепко предупредить - ежели чего позволят себе,сажать немедленно'; -'любого паразита скрутить в бараний рог,если он становится поперек директив'; -'если враг оказывает сопротивление, немедленно брать под арест,не обращая внимания на соблюдение формальных правил'. Фаланстеры,в которые загнали мужиков и баб,были объявлены высшей фазой.К концу 1929 года 'первобытный рай', заранее запланированный и директивно провозглашенный,стал непоправимой реальностью. И, наконец, был назначен, 'спущен' последний срок - 20 февраля 1930 года. Здесь романное повествование уступает место документу и факту.

Семьдесят два часа хроники,оставшиеся до наступления 'всеобщего счастья', пришлись по времени на сырную седмицу.Однако вместо ожидаемого праздника вхождения в светлое будущее,который должен был заменить свергнутую и развенчанную масленицу,реальность преподнесла бунт,пожар,убийства,похороны. Через десять дней после рокового 20 февраля директиве о сплошном и поголовном фаланстерском блаженстве был дан директивный отбой. 'Год великого перелома'- от Вознесения до Покрова и от Покрова до масленицы - завершил свой путь. Автор недаром и не зря избрал хроникальный способ повествования:его хроника, насыщенная знаками-ориентирами исторического момента, смогла самой своей художественной тканью выразить важнейшие особенности реального времени.

Сочетание исторического документа с художественной сценой,соединение сдержанного рассказа с взволнованной авторской ремаркой,сплав непосредственного переживания,идущего как бы из момента события,с поздним знанием образуют особый оптический феномен.Хроникальное повествование Можаева дает целостное,панорамное представление о 'годе великого перелома' в аспекте замысла и воплощения,в свете теоритических посылок и практических следствий,с точки зрения объективного содержания и очень личного,пронзительно личного чувства.Охваченный,одержимый этим чувством,автор,чья хроника создана спустя полвека после событий,оказывается активным ее участником.Художественная летопись 1929 года,осознанная как отчет о преступлении века, - это и есть участие писателя,категорический императив его совести.

Глубоко проникнув в смысл событий 1929 г.,связав их с общим движением русской жизни, истории, культуры, Можаев проявил высшую творческую, мировоззренческую солидарность с создателем другой русской хроники.

Можаев нашел самый точный, самый верный ключ к глубинным смыслам 'жестокой поры головотяпства', осознав ее экспериментальный характер и опознав идейных вождей эксперимента.

Гигантского эксперимента, вышедшего из стен лаборатории на российские просторы и подчинившего себе живую жизнь. Если говорить о том,как соотносятся в 'Мужиках и бабах' судьба человека, втянутого в социально-утопический эксперимент,и логика осознания им своей судьбы,то прежде всего поражает,насколько глубоко,точно и исторически прозорливо оценивали люди свое истинное положение.Русский человек,житель деревни,чувствовал себя,конечно,и обманутым,и беспомощным,но он не обманывался насчет целей и задач навязанного ему эксперимента - вот неизбежный вывод, который следует из романа-хроники Можаева.

Правительственная устанока об усилении классовой борьбы автоматически срабатывала в деревне только в пользу того,кто был не прочь поживиться за чужой счет.И проехала эта установка таким образом,что сразу враждебно и непримиримо разделила людей в точном соответствии с духом 'великого эксперимента' - на экспериментаторов и экспериментируемых.Ибо если ты сегодня не пошел кулачить (т.е. отказался быть экспериментатором),то завтра кулачить будут тебя,и подопытным кроликом станешь ты сам.В результате такой селекции 'человеческим материалом' для социальных опытов оказывались самые стойкие, самые надежные,самые трудолюбивые - они-то и подлежали уничтожению в первую очередь. Смысл,содержание и подоплека 'великого перелома',его целей,средств и способов осуществления составляют второй план романа.Хроника раскрывает факты и события,а мысль писателя бьется над их истинным значением,подлинной сутью,в полном своем объеме скрытой от глаз непосредственного участника и свидетеля. Это и придает 'Мужикам и бабам' оттенок загадочности и непостижимости,а самому 'году великого перелома' - некую таинственную непознанность.Вместе с тем каждая страница романа - это шаг к раскрытию тайны,к демистификации 'великого эксперимента'.И опять поражает достоверность прозрения русского деревенского человека,мощный прорыв мужицкой правды.'Если уж руки зудят у начальства,так они все равно перекроят все по-своему, - рассуждает старший из братьев Бородиных,Максим Иванович, - это они друг перед дружкой стараются.Кто-то кому-то кузькину мать хочет показать.А наше дело - сиди и смотри.Сунешься свою правду доказывать - язык отрежут.Кому нужна твоя мужицкая правда? Им свою девать некуда.Вот они ее кроят да перекраивают,на нас вешают,примеряют.Кто всучит свой покрой,тот туз и король'. При ближайшем рассмотрении утопическая подоплека и теоритическое обоснование 'перелома' оказывается идеологическим маскарадом,декорацией,равно как и вся концепция 'усиления классовой борьбы'.И,совершая вслед за героями хроники их мужественную восстановительную работу,надо отдать себе отчет в самом важном:подавление,насилие,беззаконие,всеобщая ненависть и злоба, сопровождавшие 'перелом',были не средством,не условием эксперимента,а его целью.Установка же на ликвидацию одних людей силами других была средством.Сам эксперимент был ни чем иным,как удавшейся попыткой захватить и оставить за собой абсолютную власть. Таким образом,роман Можаева обнаруживает и художественно осмысливает коварный,иезуитский смысл - замысел и воплощение - 'великого эксперимента'.На поверхности - это провалившаяся затея,неудавшаяся социальная утопия,которую экспериментаторы пытались реализовать дурными средствами,за что директивно были наказаны и осуждены.На глубине - это тщательно закамуфлированный социалистическими лозунгами 'великий перелом' - переворот,поставивший своей целью добиться 'полного послушания,полной безличности',полного деспотизма.

Переворот удавшийся и имевший необратимые последствия - плоды.

Глубинный смысл 'великого эксперимента' в применении к художественному миру тихановской хроники увязывает концы с концами и все расставляет по своим местам.Тайна 1929 года явственно проступает наружу - так же явственно,как и те его непоправимые результаты,которые,собственно,и были подлинной целью успешно завершенного 'переломного опыта'. Хроника тихановских событий дает художественно убедительное,фактически достоверное свидетельство о той огромной силе сопротивления,о живой душе народа,пытавшегося противостоять надвигавшемуся безумию.При всей разобщенности,разрозненности людей,вынужденных элементарно спасать свою жизнь, сколько мужества,упорства и человеческого благородства проявляют многие из тихановцев,подчинившихся силе,но не покорившихся неправде.Мужики и бабы не хотели брать греха на душу - этим чаще всего объяснялось достоинство поступков в ситуации,провоцирующей зло.Отказ от соучастия был важнейшим и,по сути, единственным способом нравственного отпора 'великому перелому'.Не донести,не проголосовать,отказаться участвовать в погроме соседа,приютить в своем доме 'ликвидированного' - значило в условиях 'обострения' сохранить человеческий облик,образ и подобие.'Колокола сымать будут.Пока еще вчера забрали.Кого-то из арестантов привезли.Наши все отказались.Даже последние мазурики не пошли на такое дело'. Политика исполнительства,безропотного,нерассуждающего и угодливого, стремящаяся подчинить всех поголовно,вначале пытается воздействовать убеждением и угрозой - психологией коллективного большинства.'Тебе этот отказ боком выйдет', - угрожает Кречев Бородину.А Тараканиха,активистка раскулачивания,добавляет:'Ну чего ты уперся как бык?.. Не ты первый,не ты последний.Кабы без тебя не пошли кулачить - тогда другое бы дело.А то ведь все равно пойдут и без тебя'.Однако чем дальше по вехам перелома,тем серьезнее последствия для дерзнувших отказаться от соучастия.'Мы вот здесь с тобой за что сидим?А за то,что телегу отказались везти с конфискованным добром...' Выбор между соучастием и неучастием становится вопросом судьбы. В романе Можаева проверены,кажется,все возможные варианты нравственного выбора человека,втянутого в организованное преступление.'Прижмут - пойдешь', 'не один - так другой', 'не ты - так тебя' - эти доводы берут за горло каждого,заставляя в минуту роковую решаться на поступок с позиций совести или с позиций подлости.Чертова карусель,стравливающая людей,позволяет им быть либо жертвами,либо орудием насилия.'Вот если б все в один голос отказались,тогда б небось они б запели Лазаря,эти погоняльщики,' - все еще надеются мужики; однако политика 'обострения' как раз и обеспечила невозможность протеста 'в один голос'.Размах,сила и коварство сатанинской затеи не оставляют никакого практического шанса на успех.Все иллюзии на этот счет в романе последовательно развенчиваются.Невозмжно остаться в стороне - система обрекает человека быть либо с теми,кто погоняет,либо с теми,кто везет,угрожая в любую минуту вытолкнуть его отовсюду.Невозможно сохранить себя 'чистеньким' ни с первыми,ни со вторыми.'Я хочу в погонщики, - пытается убедить себя Маша Обухова, - чтобы мародеров разогнать и остановить наконец эту адскую карусель.Что,не доберусь? Сил не хватит? Зубами грызть буду.

Раздавят? Замордуют?! Пусть. Лучше быть замордованной в таком деле,чем стоять в стороне чистенькой'.Однако не спасал ни максимализм,ни идеализм,ни даже попытка прямого бунта.

Однако бунт мужиков и баб против политики и практики 'обострения', заведомо обреченный и самоубийственно кровопролитный,имел и еще один чрезвычайно важный аспект.Стихийное выступление крестьян,спровоцированное 'чрезвычайными мерами',было выгодно как раз тем самым силам подавления и произвола,которые и раскрутили чертову карусель.События развиваются по заранее предначертанной схеме: зло рождает насилие,но и ответное насилие рождает только новое зло,вовлекая в свою орбиту только новые жертвы.Набатный колокол, призывающий доведенного до смоляного кипения мужика ломать и крушить сатанинскую затею,слышен слишком далеко.Русский бунт приносит в жертву самых лучших,самых честных,самых отважных,повинуясь этому трагическому обычаю,гибнут Озимов и Успенский - именно те,кто пытался остановить междоусобное кровопролитие,кто хотел спасти,успокоить,примирить враждующих.'Здесь все наши...', - глубинный смысл этих слов Успенского обнажится там,на церковной площади,где 'русские мальчики' полезли друг на друга стенкой на стенку. Через весь роман настойчиво и тревожно проходит мысль:отчего так получается? Что за круг такой заколдованный? Люди стараются усроить все лучше, разумнее, свободнее, но взявшись за это, тут же все и ужесточают. В сущности, роман Можаева - художественная хроника 1929-1930 гг.- есть попытка ответить на эти проклятые, вечные русские вопросы. ВАСИЛЬ БЫКОВ 'ОБЛАВА'. Если в жизни изначально 'хватало всякого, больше трудного и плохого', если она 'большей частью дразнила счастьем, а вдоволь наделила работой, тревогами и бедой', то не удивительно, что слово 'счастье' в повести Василя Быкова едва ли не из самых редких.Однажды оно и вовсе появляется в противоестественном соседстве со словом 'смерть'. Оказывается, завидная участь выпадает отнюдь не каждому - намаявшись за отпущенный тебе век, 'после смерти остаться со своими в родной земле'. Для неприкаянного, гонимого Хведора Ровбы это было бы 'счастьем, о котором он мог только мечтать...' Иное дело - 'жизнь', 'судьба', 'доля' - слова наиболее частые в повести с непременно сопровождающими, уточняющими эпитетами. Жизнь - 'нелепая, каторжная', 'с дьявольской выдумкой' обрушивает удар за ударом.

Судьба распроклятая, злосчастная, через край полна 'нелепыми вывертами'. Что же до доли, то какая может быть доля у человека, если деревня, откуда он родом, где он вырос, честно жил и на совесть трудился, но все равно был оттуда по-разбойному выдворен, насильно вышвырнут 'в бесприютный, неведомый свет', называется не как-нибудь, а Недолище? Сюжетно повесть выстроена так, что многое оставлено в ней 'за кадром'. Приходится лишь догадываться, чего стоило Хведору Ровбе возвращение к родному пепелищу, куда он 'дошел, добежал, дотянулся за три месяца невероятного пути, мук и терпения'. И чем грозил ему этот третий, отчаянный побег домой после двух неудачныхс гибельных лесоповалов и торфянников.Как удачно, видать, сработала фальшивая справка на чужое имя, но какой новой бедой могла обернуться. Все это и многое другое, воображаемое, додуманное и домысленное, оставлено за пределами повествования.

Непосредственно же в фокусе его воспроизведены всего три, почти по часам расписанных дня, которые непритульный изгой провел вблизи деревни, кружа окрест по лесам и болотам. Но и этих считанных дней и часов, последних в жизни Хведора Ровбы, предсмертных часов достаточно для того, чтобы ужаснуться неправым раскладом добра и зла, когда для человека уже нет на свете ничего страшнее другого человека.И не где-нибудь за тридевять земель,в тридесятом царстве-государстве, а у отчего порога, где все 'свои, знакомые, деревенские'. Но в том и драма, что 'встречи со своими он теперь опасался больше всего'. И, как покажет трагический финал, был прав в опасениях. Не одни пограничники с близлежащей заставы и не только ретивые активисты из района, партийцы да комсомольцы,но и односельчане,соседи 'собрались ловить беглеца'... В повести варварскую расправу над 'забитым, малограмотным белорусом' вершит деревенский люд, ожесточившийся, но свой, и бесправной жертвой карательного произвола становится земляк, сосед, виновный единственно в том, что 'проклятая судьба уготовила ему в такой время родиться крестьянином'. Осуществлялось планомерное истребление крестьянства путем как чудовищных репрессий, так и спровоцированного, организованного голода: в масштабах того и другого расхожий сегодня термин 'раскрестьянивание страны' звучит благонамеренным эвфемизмом. Шла тотальная война с народом, в которой побеждал сталинизм. Вот почему облава на Хведора Ровбу воспринимается не просто и не только кульминацией драматического сюжета. Это образная мета времени, символический знак общенационального бедствия, метафорическое обобщение судьбы человеческой, которая укрупнена, поднята до народной. Вот одна из впечатляющих сцен повести - постыдный разбой,чинимый над семьей Хведора Ровбы.Куда как легко и просто 'разуть дитя',снять с ребенка перед дальней дорогой - а ведь 'не в теплые же края едут - на север,в стужу и морозы!' - ладные валенки,попавшие на 'хищные очи уполномоченного' по выселению раскулаченных.Но всех босых в них не обуть: грабительский промысел, благославляемый именем народной власти,направлен против обреченного на заклание народа и лишь усугубляет его и без того нищенское существование. На присвоенном чужом добре не обрести собственного достатка,как и всеобщее счастье не возвести на зыбучем песке несчастья даже одного человека.Что же говорить тогда о жертвах,исчисляемых восьмизначными числами? Казалось бы,перед их обезображенным ликом не до слезинки замученного ребенка.Какая там слезинка, если пролиты реки слез,океаны крови? Но искусство на то и искусство,чтобы драма одной человеческой судьбы была в силах перетянуть на себя чашу истории.Будь то судьба малолетней дочери Ровбы,на скорую руку погребенной посреди северного безлюдья на обрывистом берегу таежной реки,или сломанная,искореженная,перемолотая жерновами сталинской коллективизации жизнь ее отца-бедолаги. 'За что все это навалилось на меня? Разве я так грешен перед людьми или Богом? Разве я кого убил,ограбил или обесчестил кого?' - то и дело вопрошает Хведор Ровба,и отчаянный вопрос его становится рефреном повествования.'Это проклятое 'за что' раскаленным гвоздем сидело у него в голове.Тысячу раз спрашивал себя,когда ехали в смрадных вагонах на север,когда их гнали обозом по замерзшей реке,когда мучился на лесоповале в тайге, - спрашивал у жены,у людей,знакомых и незнакомых,спрашивал у начальников - за что? Ему толковали о власти,о классовой борьбе и коллективизации.Но никто не смог объяснить так, чтобы стало понятно: за что у него отняли землю,которую ему дала власть,лишили нажитого им имущества и сослали на каторгу?' Откуда было знать герою повести, что роковым клеймом лишенца, твердооблаженца, спецпоселенца метилась не его одного - всего крестьянства судьба? Советская власть хоронила свои первые земельные декреты, до неузнаваемости извращенные политикой сначала военного коммунизма, затем коллективизации, вконец выхолощенные административно-командной системой сталинизма. Ей и держать ответ за антинародные злодеяния, преступления против человечности. Не только в сфере экономической,хозяйственной,производственной,которая, как зорко примечает рачительный глаз Хведора Ровбы,пришла в запустение и упадок,словно его разграбленный,заброшенный - 'сплошь пустырь и разор' - хутор.Не дружной артельной работой,тем паче не бодрыми шлягерами из фильмов Ивана Пырьева встречает колхозное поле,а уныло согбенными босых деревенских баб.Ими верховодит 'голенастый мужик,должно быть учетчик,в то время как трое других гнали плугами борозды,то и дело зло покрикивая на лошадей.

Лошади - видно было отсюда - едва двигались от усталости, мотая низко опущенными головами. Это были худые, заморенные лошади, которых в их деревне когда-то можно было увидеть разве что у самых никудышных хозяев...' Один из них, не к ночи помянутых, 'горластый активист', по всему судя, вышел в начальство, и 'это даже смешно... Тот самый Змишер, который за жизнь не научился сплесть лапти...' Невосполнимы потери в сфере духовной, лишившейся вековечных опор в крестьянской нравственности, трудовой морали.К ним, этим опорам, расшатанным и порушенным, тщетно взывает Хведор Ровба своим 'за что?', и на сей раз безответными.'В самом деле, почему он неприкаянно валялся здесь, в двух верстах от места, где впервые увидел свет, где прожил взрослую свою жизнь, где родились его дети? Почему он стал презренным для всех чужаком, ненавистным изгоем, кто в том повинен? Он сам или кто другой? А может, никто? Но как же тогда все это стало возможным? Сколько он ни думал о том, как и с чего началось, вразумительного ответа найти не мог.

Наверное, потому, что началось все незаметно, нелепо и неожиданно, а обернулось именно тем, чем обернулось'. Противоестественным ходом, ненормальным укладом жизни, распадом вековечных ее связей и скреп. 'Не по-людски и не по-божески' живет коллективизированная деревня, и у односельчан теперь 'всегда отыщется повод, зависть или злоба' для оправдания жестокосердия. И нет места доброте, которая испокон веку 'там, где справедливость и правда. А где классовая борьба, непримиримость, где всякий, кто выше, что хочешь сделает с тем, кто ниже, - какая там доброта? Должно быть вместе со временем и доброта канула в вечность, на смену ей пришло что-то другое - жестокое и беспощадное'. Нет поэтому ни былой открытости и доброжелательности взаимоотношений, ни взаимопомощи, взаимовыручки в беде - люди, особенно молодежь, 'сплошь комсомольцы', воспитаны 'в ненависти и подозрении к любому чужому и незнакомому. А к такому знакомому, как он (Хведор Ровба - отмечала я), - тем более'. Не осталось добрососедского сочувствия и сострадания друг другу, бескорыстия, сопереживания общих печалей и радостей. Да что соседи - 'распадались семьи, рушились кровные человеческие связи.

Братья становились чужими'. Такое отчуждение человека было столь всеобще и всепроникающе, что порой казалось, будто и не сыскать на земле существа лютее.

Хведору Ровбе предстоит изведать это на себе, когда, вконец обессиленный, не будет знать, куда бежать, где спасаться. 'Люди, за что же вы так? - звучал в нем отчаянный вопль. - Что я вам сделал плохого? За молотилку? Так какое от нее зло? Она же вам пособляла. Или я много взял для себя? Я же все отдал вам - берите! Только за что же меня так? Одумайтесь, люди!..' Никто, однако, и не думал одумываться - его гнали, как гонят волка на охоте. А он все ждал, что кто-нибудь остановиться, крикнет:'Постойте, братцы! Что же мы делаем?!' Никто не остановился, не сказал, и его гнали дальше. И был среди загонщиков-ловчих родной сын, которого Хведор Ровба спустя семь ссыльных лет узнал по голосу.

Верный себе, своей всегдашней готовности страдать и терпеливо сносить страдания, отец тут же готов если не совсем простить отступника, то хотя бы подыскать смягчающие сыновью вину обстоятельства:'Бедный Миколка, что он переживает теперь, - думал Хведор.

Наверное, не по своей воле - заставили...' Не по принуждению - по собственному разумению действовал молодой Ровба. Никто не подбивал его охотиться на беглеца-отца,от которого он заблаговременно отрекся,хотя компрометирующую фамилию не успел сменить.Он поступал так по доброй воле и,скорее всего,с сознанием безупречной правоты.Ибо,выбившись по возвращении с армейской службы в партийное руководство района,твердо усвоил,в какой превеликий 'ущерб любви к отцу народов' грозит вылиться 'любая прочная любовь'. Хведор Ровба предпочел добровольную смерть ( сбылась-таки сбылась 'умереть дома'! ) тяжкому бремени земного бытия, на которое неизбежно был обречен в случае поимки.

Ненавистная 'кулацкая морда', он стал для забитых, одурманенных односельчан вроле нехристя, которого будто бы для их же блага 'выгнали из деревни, выбраковали, словно запаршивевшего подсвинка, чтобы не портил стадо'. 'Стадо' не захотело,чтобы Хведору Ровбе 'дано было жить тихо'.Зато наперекор ему он 'хоть тихо умер'.На то была его воля,наконец-то высвобожденная,не укрощенная смирением,в силках которого он и в жутких условиях поселения покорно 'терпел голод,унижения,отчаяние.Немало лет все его усилия были направлены только на одно - перетерпеть...Пожалуй,не было на свете такой каторги,которую бы он не научился претерпевать молча'. Надо ли разъяснять,как удобно и выгодно было тоталитарному режиму такое народное терпение? Не иначе как в похвалу 'вождь и учитель' произнес победный кремлевский тост,отождествив терпение,а вернее,долготерпение со смирением и покорностью,безропотностью и послушанием,и назвав его одной из трех черт русского национального характера.